Наш полупустой поезд остановился на темной наружной платформе Ярославского вокзала,и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков, штурмовавших богатых пассажиров и не удостоивших нас своим вниманием.
Платформы Ярославского вокзала (1930 год)
Мы зашагали, скользя и спотыкаясь, по скрытым снегом неровностям, ничего не видя ни под ногами, ни впереди. Безветренный снег валил густыми хлопьями, сквозь его живую вуаль изредка виднелись какие-то светлевшие пятна, и, только наткнувшись на деревянный столб, можно было удостовериться, что это фонарь для освещения улиц, но он освещал только собственные стекла, залепленные сырым снегом.
Отмечено на карте:
- платформы Ярославского вокзала
- ...и мы вышли на площадь, миновав галдевших извозчиков...
- Рязанский вокзал (Казанский вокзал)
Старое здание Ярославского Вокзала (1890-1900)
Мы шли со своими сундучками за плечами. Иногда нас перегоняли пассажиры, успевшие нанять извозчика. Но и те проехали. Полная тишина, безлюдье и белый снег, переходящий в неведомую и невидимую даль. Мы знаем только, что цель нашего пути -- Лефортово, или, как говорил наш вожак, коренной москвич, "Лафортово".
-- Во, это Рязанский вокзал! -- указал он на темневший силуэт длинного, неосвещенного здания со светлым круглым пятном наверху; это оказались часы, освещенные изнутри и показывавшие половину второго.
Миновали вокзалы, переползли через сугроб и опять зашагали посредине узких переулков вдоль заборов, разделенных деревянными домишками и запертыми наглухо воротами. Маленькие окна отсвечивали кое-где желто-красным пятнышком лампадки... Темь, тишина, сон беспробудный.
Вдали два раза ударил колокол -- два часа! -- Это на Басманной. А это Ольховцы...-- пояснил вожатый. И вдруг запел петухом:
-- Ку-ка-ре-ку!..
Мы оторопели: что он, с ума спятил?
А он еще...
Отмечено на карте:
- ...Это на Басманной... (Полицейский дом Новой Басманной)
- ...А это Ольховцы...
И вдруг -- сначала в одном дворе, а потом и в соседних ему ответили проснувшиеся петухи. Удивленные несвоевременным пением петухов, сначала испуганно, а потом зло залились собаки. Ольховцы ожили. Кое-где засветились окна, кое-где во дворах застучали засовы, захлопали двери, послышались удивленные голоса: "Что за диво! В два часа ночи поют петухи!"
Мой друг Костя Чернов залаял по-собачьи; это он умел замечательно, а потом завыл по-волчьи. Мы его поддержали. Слышно было, как собаки гремят цепями и бесятся.
Разгуляй. Дворец Мусина-Пушкина (1902 год) ...дом колдуна Брюса...
Мы уже весело шагали по Басманной, совершенно безлюдной и тоже темной. Иногда натыкались на тумбы, занесенные мягким снегом. Еще площадь. Большой фонарь освещает над нами подобие окна с темными и непонятными фигурами.
-- Это Разгуляй, а это дом колдуна Брюса, -- пояснил Костя.
Так меня встретила в первый раз Москва в октябре 1873 года.
Отмечено на карте:
- ...Дом колдуна Брюса...
- ...Это Разгуляй...